Абреки Шамиля [СИ] - Юрий Иванов-Милюхин

— Ружья к бою!

С разных сторон защелкали взводимые курки, железная дисциплина, царящая в казачьих войсках, помогла им справиться с минутным замешательством. Сотня ощетинилась винтовочными дулами и затаила дыхание в ожидании очередного приказа. Дарган молниеносно оценил обстановку, он увидел, что горцы, выскочившие из засады позади, еще не успели перестроиться, они метались по дороге, боясь приближаться к казакам в одиночку. Зато те, кто поджидал станичников впереди, уже набрали ход и неслись по тракту озверевшей лавой.

— По набегающим абрекам, — командир сотни сцепил побелевшие губы, затем будто выстрелил всего одним словом. — Огонь!

Теперь дикие лошадиные взвизги и не менее одичалые восклицания донеслись от наступавших на казаков разбойников. В центре их отряда творилось что–то невообразимое, кони грызли все, что попадалось им под морды, они копытами били своих хозяев по ногам и по бедрам. Абреки не знали воинской дисциплины и если попадали в сложные переплеты, то или погибали все до единого, или поворачивали назад, стремясь сохранить свои жизни. Между тем Дарган не собирался выпускать из рук власти над возникшей ситуацией. Заметив, что задние разбойники наконец–то сгрудились в плотную лаву, он снова напряг горло:

— Заряжай! — раздался его зычный голос, умноженный лесным эхом. — Круго–ом!..

Казачьи кони послушно развернулись на месте, подминая под себя низкий кустарник, уши у них застыли торчком в ожидании грома от выстрелов. Всадники приникли к прицелам, стараясь поймать в рамку каждый своего врага.

— Огонь!

Дружный залп свинцовой стеной прокатился по дороге и ударился множеством смертей в живые мишени. Оттуда, куда он угодил, прилетел яростный вой противника со смертельными хрипами. А сотник снова подавал команду, в груди у него зарождалось чувство радости от господства над врагом, смешанное с горечью утраты за погибших станичников. Оставалось всего ничего — вывести сотню на тракт и с боем прорваться к выходу из леса. И пусть задумка с вентирем в этот раз не удалась, казаки все равно покидали поле битвы не побежденными.

— Заряжа–ай!

Но в тот день удача напрочь отвернулась от терцов. Не успели они перезарядить винтовки, как на них просыпался град пуль от прятавшихся за деревьями пеших абреков. Стало ясно, что сотня влетела в огромную сапетку, умело приготовленную горцами для извечных своих врагов. Падали сраженные пулями товарищи, среди живых набирала силу новая волна растерянности. Дарган, не теряя времени, выхватил шашку из ножен и повел станичников на прорыв. Но не назад, где чеченцы продолжали накапливать свои ряды, а вперед, где после дружного казачьего залпа среди разбойников до сих пор царила сумятица. Он надумал проскочить в самое логово абреков — к Гудермесскому аулу, напротив которого Терек делал крутой поворот. Дорога до реки через вражескую территорию показалась ему ближе, нежели до батальона пехоты во главе с коротышкой подполковником. А на своем берегу они бы сумели зализать раны, чтобы через время отомстить врагу по незыблемым законам гор.

— Круго–ом!.. — перекрывая звуки боя, закричал Дарган. Когда всадники исполнили его команду, он махнул рукой. — Огонь!..

Не успел гром залпа затеряться между деревьями, как сотник вылетел из кустов на середину тракта. Он воздел шашку над головой:

— Сотня, шашки во–он! За мной, отцу и сыну…

Дарган с силой ударил каблуками коня под бока и понесся на абреков, суматошно продолжавших месить снег копытами своих лошадей. Он был уверен, что отряд не отстает от него ни на шаг, и еще не сомневался в том, что ведомые старой гвардией, оставшиеся в живых воины как один придут ему на выручку, даже если их будет поджидать одна лишь смерть. Расстояние между сотней и бандой сокращалось с бешенной скоростью, скоро уже можно было различить покрытые белым налетом ужаса, перекошенные злобой узкие лица, по глаза заросшие крашенными бородами. Сотник налетел на горцев жаждущим крови коршуном, в затылок ему дышал его брат Савелий и другие опытные казаки, помнившие поход в далекий город Париж. На всем скаку они сумели перестроиться, образовав ловким маневром железный кулак, всей своей мощью ударивший по врагу. Ни один из разбойников не сумел преградить этому ядру дорогу, они или со страхом отскочили с пути, или упали разрубленные пополам под копыта лошадей. Позади плотной кучки ветеранов стелился свободный проход, по нему с оглушительным свистом летел поредевший, но не уничтоженный, отряд терских казаков. И не было силы, способной остановить их натиск.

За просветом между деревьями вскоре завиднелась равнина, на другом краю которой стояли глинобитные сакли с плоскими крышами и с коническими трубами над ними. Дорога до самого аула с едва заметной колеей от арбяных колес была свободной. Кони распластались над ней стаей растревоженных птиц, в ушах у всадников загудел ветер. Отмахав саженей триста, Дарган придержал кабардинца, завернул его к обочине. Он хотел убедиться, что никто из малолеток не запутался в расставленных абреками силках, иначе пришлось бы возвращаться и отбивать их от разбойников. Но все юнцы, недавно призванные в строевые, оказались целыми и невредимыми, последними мимо сотника промчались пятеро седоусых казаков во главе с братом Савелием, восседавших на скакунах по татарски — как влитые, с выдвинутым вперед левым плечом. Проводив их пытливым взглядом, сотник собрался трогаться следом, когда издалека донеслись несколько выстрелов, заставивших его вздрогнуть. За ними последовал дружный ружейный залп, похожий на тот, с которым русские солдаты идут в атаку. В лесу назревало что–то серьезное. И вдруг Дарган с холодком в груди подумал о том, что отряд под командованием хорунжего Панкрата, посланный им на подмогу пехотинцам, ведет с абреками неравный бой на рассекреченной засаде. Он ужаснулся, осознав, что мысль о старшем сыне ни разу не потревожила его за все время стычки, она возникла лишь после того, как опасность на какое–то время отступила. Сотник уже хотел крикнуть, чтобы отряд заворачивал обратно, когда увидел, как от кромки леса отрывается змеиная голова погони. И понял, что и с подмогой опоздал, и надежды на пехотного подполковника по прежнему нет никакой. Задрав кверху светлую бороду, Дарган издал рев загнанного в клетку зверя, почуявшего, что бессилен что–либо изменить. В этот раз судьба оставила ему лишь один выбор- спасать оставшихся в живых станичников. Он с силой стегнул нагайкой мелко дрожавшего под ним кабардинца, пошел отмерять бешенным наметом немерянные никем пространства, чтобы занять место впереди своего отряда. В горле у него клокотало, глаза застилал красноватый дым.